Форш Ольга Дмитриевна - Салтычихин Грот
Ольга Форш
САЛТЫЧИХИН ГРОТ
В этом подмосковном поселке отцы торгуют. Давно обсиделись на льготно
закупленных в военное время нарезах. В первые годы революции порастрясли
было мошну, а уж сейчас ничего - оперились.
Открыли кубышки, пообстроились, заборами обнеслись, георгин насадили.
Ходят к обедне в двухэтажную церковь: зимой в теплый этаж, летом - в
холодный. И цель жизни нашлась - подсидеть кооперацию.
Новый быт не то чтобы приняли - прижились, как половчей. Поначалу
прокляли было двух-трех дочек за совбраки, да умом пораскинули и скоренько
смирились: бездетный брак, что холостой выстрел: пугнуть пугнет, а вреда
не видать.
И подмигнет, подтолкнет отец отца: опять-таки эта "охрана материнства
от младенчества!".
Пусть советится, пока зелена, пробьет срок -"- выглядит себе кого
путного; а очистится с ним по-церковному, с благословением оброжается -
можно зятюшке и дела передать... И сыновьям в комсомол отцы идти не
препятствуют. Не ровен час, заявят куда надо сыновья о бессознательном
элементе в семье... Ведь пронесли уже где-то плакат:
"ДОЛОЙ БЫВШИХ РОДИТЕЛЕЙ!"
Лавочники народ кастовый, носы у них с набалдашинкой, пальцы пухлые,
что личинки майских жуков. Пальцы наметаны товар с барышом принять и
отвесить себе без урону...
Два мира в поселке, и не только в поселке - в каждой семье. Да вот хотя
бы Творожины сестры:
Зоечка, довоенного -времени перестарок, да подросток Ирка - пионерка.
- ...Ручаться за то, Зоечка, что она ела именно женские груди и
младенцев, я вам не могу, но удостоверено исторически:
Салтычиха загубила более сотни своих крепостных. Она жертв своих била
скалкою до собственного изнеможения, а гайдуки при ней добивали плетьми...
- Ужас, ужас, - пищит Зоечка, - а про ужасы я слушать совсем не хочу.
И вот же неправда - Зоечка ужасы очень любила: в кино бегала на "Кошмар
инквизиции", на "Застенки царизма". Но ведь ей этот внезапный знакомый
показался из тех, ну, из прежних, которым так нравились девушки у
Тургенева.
А Петя Ростаки, освеживший для собственной цели в исторических справках
нужный ему материал, с удовольствием продолжал:
- Доносы на Салтычиху были столь многочисленны, что обратили наконец
внимание Екатерины. Приказано было выставить ее на лобное место в саване.
На груди у ней было написано: "Мучительница и душегубица"...
И опять Зоечка:
- Ужас, ужас...
- Салтычиху заключили под своды монастыря в подземную тюрьму. Пищу
давали ей со свечой, и когда народ жадно кидался к оконцу, она дразнилась
языком и плевалась. В старости стала непомерно толста, что не помешало ей
завести роман с тюремщиком. Просидев тридцать лет в склепе, похоронена в
почетном Донском монастыре. Кряжистая баба. И вот, попрошу я вас, Зоечка,
дополнить мои сведения современностью и показать, что же осталось от
древности в дни аэропланов и Советов?
Голубым глазом Зоечка глянула вбок, ерганула плечиком и, жеманясь,
сказала:
- Пойдемте в парк, я вам грот покажу. Но почему вы так хорошо знаете
историю?
- Я исторический романист, - сказал Петя Ростаки, - псевдоним мой -
Диего, зовите меня этим именем.
- Диего, дон Диего... ах, это звучит...
Петя Ростаки почти не соврал. Он пока дал в газетку содержание двух
кинофильм, но он собирался начать отдел "Подмосковные вчера и сегодня",
для чего и приехал в былое поместье злободневной сейчас Салтычихи.
Петя Ростаки за время революции хорошо прирабатывал наклейкой резины к
дырявым подметкам. У Пети припрятан был клей довоенного времени, и
благодаря ему п