7064f89f     

Фурманов Дмитрий Андреевич - Талка



Дмитрий Андреевич ФУРМАНОВ
ТАЛКА
Рассказ
Первые выходили - бакулинские ткачи. Шершавой и шумной толпой
выхлестнули они из корпусных коридоров на фабричный двор. И раскатился от
стен и до стен по каменному простору ревучий гул.
У ворот, под стеной, оскалившись злобой, в строгой готовности
вздрагивали астраханские казаки. На кучку железных обрезков, стружья,
укомканной грязи выскочила хрупкая тощая фигурка рабочего. И вдруг
зашуршало по рядам:
- Дунаев... Дунаев... Евлампий Дунаев...
Дунаев вскрикнул что-то и взмахнул повелительно над головой короткими
руками. И было видно, как торопливо юркнула к затылку черная кепка,
сползли в подмышки рукава рабочей блузы и ворот отскочил с крутого кадыка.
По восковому рябому лицу Дунаева проступили горячие пятна, черные
глаза захлебнулись волнением, вспыхнули, как жало - впились в толпу. Остро
прыгала короткая бородка, как клееные - трепетали черные усики. Он весь
дрожал, словно птица в петле, а высоко вскинутая тонкая рука приказывала
мужественно и властно:
- Товарищи, внимание!
И все, что гремело, стучало, кричало, визжало - вмиг встало. Вмиг -
тишина. Только чеканным клекотом чмокнули по камням казацкие кони. Казаки
ерзко шаркнули в седлах шершавыми штанами. Подались назад, хрустнули
нагайками, но остались под стеной. Толпа могуче зевнула в казачью сторону,
тяжело обернула к Дунаеву сухое решительное желтое лицо - и замолчала.
- Товарищи! Мы бросили работу, мы вышли на волю - зачем? Затем, чтобы
крикнуть этим псам, - он дернул пальцем за каменный корпус, - крикнуть,
что дальше так жить и работать нельзя! Верно али нет?
И казалось - подпрыгнул каменный двор от страшного вскрика толпы, а
стены медленно, жутко покачнулись.
- Но не будет успеха, товарищи, - покрыл Дунаев утихавшие голоса, -
не будет успеха, ежели мы в одиночку. Всем рабочим горькая жизнь одна -
вместе с нами пойдут все фабрики, все заодно, - так али нет?
И снова крякнул в мгновенной встряске каменный двор. Охнула толпа,
заволновалась тревожная, словно кто-то по рядам перебирал ее, как струны,
- крепкими, цепкими пальцами.
Со стружьей кучки кратки были гневные речи.
С шипом кто-то шамкнул в толпе:
- Среди нас шпионы...
- Шпионы!.. Шпионы!.. Шпионы!..
Словно против шерсти пошарили зверя; взлохматилась, ощетинилась
сердито толпа.
- Где шпионы? Взять шпионов в бока!
И кто-то выкрикнул резко и внятно:
- Шпионы метят спины мелом...
Тогда вмиг поверили все, что у шпионов - мел в руках, и тысячи глаз
заскакали по соседским ладоням, шарили по саленым спинам, но не находили
мела, не видели предательских спинных крестов.
- Про-во-ка-ция!
И так же быстро, уверенно побежало это новое:
- Провокация, провокация, провокация!..
- Товарищи, нет ничего; круглый обман. Торопись выходить за ворота!
И толпа снялась, как с якоря огромный пароход, - забила лопастями,
заухала, расплескалась звонкими вскриками, выровняла путь и вперила в
ворота прямой, неколебимый взор.
Тогда кони казацкие враз куснули удила - подались казаки в сторону,
лава вылудила улицу.
И неслась густая темноблузая масса по недоуменному городу, обрастала,
вырастала, с фабрики перехлестывала на фабрику, заливала корпуса,
откатывалась прочь - окрепшая, освеженная, густая и черная, как волны в
ветру.
Недоступны каменные стены вкруг корпусов; стиснуты плотно жадные
челюсти железных ворот; пусты жандармские кобуры - готовы наганы в руках;
отменно вооружены полицейские наряды; по городу свищут желтолампасные
эскадроны астраханцев...



Содержание раздела